Вижу, у тебя не шее вздулась вена. Так бывает, когда я выкидываю посуду в мусорку, вместо того, чтобы ее мыть. Ты злишься?

— О, брат, ты только послушай. О, я такой музыки не слышал со времен Серебряного Города, пожалуй.
— Что, в аду нет музыки?
— Только для пыток. И, зачастую, ужасная. В последнее время ставим песни одного юнца по имени Бибер. Господи, слыхал бы ты их вопли.

Я просто не хочу быть одна. Давай обнимемся? Пожалуйста. Только без трусов, разумеется.

— Ты знал, что Аменадиль и Линда встречаются?
— Ч-что... Что они делают? Откуда ты знаешь? С чего ты взяла?
— Я видела их у нее в кабинете. Они разговаривали. Явно собираясь заняться сексом.
— Ты понимаешь, что разговоры в кабинете — это буквально работа Линды?
— Интересная точка зрения.

— Что за работа на этот раз?
— Горничная топлес. Убираться при этом все равно надо. В жопу такую работу.

Не бойся, Люци-Дэн здесь или лучше сказать Мудифер, такое мне больше идет.

Грязная работа... Я имею в виду, что в аду так обращались с настоящими подонками: педофилы, нацисты... люди, которые откидывают спинки сидений в самолете...

Это пуля, которой ты в меня выстрелила. Помнишь, на складе, когда мы только начали работать? Я подумал, раз уж я вряд ли когда-нибудь смогу проникнуть в тебя, увековечу то, как ты проникла в меня.

Извини, нам обязательно держаться за руки? У тебя разве нет поводка или что-то типа того для прогулок?

— Человечество не целиком ужасно. Они же придумали водку, американские горки, сыр с плесенью...
— А про танцы слыхала?
— Да, даже как-то на столе танцевала.

Какая прелесть — разных цветов! Резину вам нужно надевать только на одну часть тела, хотя откуда вам знать, вы себя явно кастрировали.