Последний вечер особенный многим: все становятся добрее и мягче, все стремятся думать о самом главном и быть с самыми дорогими людьми. Всё воспринимается чуть-чуть по-другому: небо такое звёздное, запахи такие пряные, лица — добрые, песни — глубокие, а голоса — красивые. Всё так, потому что видишь это в последний раз.
Говорят, у больниц есть свой незабываемый запах. Конечно. И это неудивительно, странно было бы не иметь запаха хлорке и боли, автоклавам и ранам, казенному белью и безвкусной пище.
Ирландские свитера, запах старого дерева, запах виски, месса воскресная, запах пороха, крови, бойня в квартире и бойня, откуда привозят туши на задний двор мясной лавки, куда ходят крайне развязные британские фермерши.
Камин и беседы. И библия, ужины, почти насильно скармливаемые, чтоб назавтра было из чего строить мышцы.
Монтаж картинок в моей голове.
Монтаж скал ирландских на итальянской скале.
И всё – о любви.
Всё – о яхтах, музыке, удовольствии.
Нет.
Блаженстве.
И благодарности. Я тишайше благодарен вам, Colin the Butcher, sir.
I’ll play it hard and live it light.
И усталость во мне – наслаждение.
Герберт подбирал следующую пластинку,
солнце поблескивало в куполах в Вены.
Печальная фигурка качалась на качелях в саду,
веселела с каждым взлетом.
Из приоткрытого окна пахло морозом и гвоздичными звездами в карамели.
Все фантастически просто, Герберт.
Есть самые краткие, самые простые пути.
Имя им –
расслабленность,
выбор
и удовольствие.
Пути доступные по уровню сложности только богам.
Мне, тебе, брат.
Атмосфера — настоящий океан газов и водяных паров, и мы живем на дне этого океана, подвергаясь всем возмущениям преобладающих приливов и отливов, испытывая воздействие его титанических вихревых течений.
Избушки на курьих ножках, где в метель лепят вареники с картошкой и с творогом, вы и не знаете, Нора, что уют – это слово, придуманное в России.
Австрийские горные зимы с имбирным печеньем, лыжней, глинтвейном, это всё – сладко и сказочно, но уют – это баня, белая, добрая Баба Яга над тазиком вареников с творогом и метель, и негромкое, русо-пшенное славянское существо с узловатыми пальчиками, показывающее тебе фотографии с надписями на столбе – «столб», на валенке – «валенок», на картошке – «картоха».
Уют – это слово, изобретенное в русскую зиму русской бабой Ягой, ожидающей молодца с пневмонией, отпаивающей его коктейлями Молотова с солодкой, натирающей медвежьим жиром и поющей длинные, бесконечные песенки про коня.
Ливитт проводил аналогию между верхними слоями атмосферы и глубинами морей. И та и другая среды в равной степени враждебны жизни и тем не менее и та и другая способны поддерживать жизнь. В глубочайших, мрачнейших океанских впадинах, где кислорода крайне мало, а света вовсе нет, найдены разнообразные живые существа. Так почему бы им не сыскаться в самых верхних слоях атмосферы?
Можно повторить событие, — атмосферу не воспроизвести.
Для того, чтобы цветок расцвел, вам нужно не только хорошее семя, но также и хорошая почва.
В чуть фиолетовом свете, бледный, взъерошенный мой демон сидел на камне в безразмерном аляпистом свитере и грел ладошки о глиняную печь, из которой невыносимо как хорошо пахло хлебом и зажаривающимися орехами.
Ни один ребенок изначально не рождается плохим. Люди просто имитируют атмосферу, в которой живут.
- 1
- 2