Интеллигенты большевиков людоедами выставляют, а попробуй без палки. Цари за 300 лет Россию не подняли. А мы ее за 30 лет переделали. Но всех сразу не сделаешь ответственными.
Дело большевиков — не дать России вернуться в саму себя. Надо выбить колуном её нутро и наполнить другими внутренностями.
Дронский: — Получается, дорогой мой, большевики всё делали правильно. Одного только им не хватало. Самого главного.
Муранов: — Чего же? Просто сгораю от нетерпения узнать!
Дронский: — Любви к народу! Он всегда был для них средством, а не целью. Целью для них была безраздельная власть.
Муранов: — И давно вы до такой эпохальной мысли додумались?
Дронский: — Да вот Евангелие как-то в руки попалось, почитал, кое-что доходить стало.
Самый тяжёлый удар, который когда-либо потряс человечество, — это приход христианства. Большевизм — это внебрачное дитя христианства.
Большевизм ставил своей целью уже не только смену русского цивилизационного кода, а полное уничтожение России как исторического государства, превращение её в плацдарм для мировой революции.
Вся глупость и дурость мира, сосредоточенная в головах, — огромная сила, и большевики сделали ее своим оружием. Вот откуда у них такая власть над массами невежественного люда. Ни цари, ни короли, ни императоры не додумались брать на вооружение такую простую вещь убойной силы. Но наступили другие времена...
Большевики вообще обожают всё планировать, заносить в графы и распределять. Это какой-то особый тип психической болезни: сумасшедшие, но подходящие ко всему строго научно.
– Вступай в партию большевиков!
На дворе июнь. Солнце. В Петровском парке оно пробивается сквозь листву дубов. Мы идем по тропинке, наступая на прошлогодние желуди.
– Зачем вступать?
– Готовить революцию. Революции, по Марксу, – это локомотивы истории.
Сева теперь, оказывается, марксист.
– А если, – спрашиваю, – локомотив куда-нибудь не туда пойдет? Не ты ведь им управляешь.
Вот стою я перед вами, простая русская баба, и говорю как на духу: замаялась я как-то с пылесосом. Всё ломается и ломается, чёрт носатый! И мой начальник, от щедрот своих, подарил мне его в вечное пользование. Зять, значит, мне его починил и вот уже второй год как я с ним управляюсь. И к чему это я? А, вот к чему: шеф прав. Приватизация — самое капиталистическое, что могло произойти в этой стране, была проведена самым большевицким-варварским способом, ведь во всём мире приватизируют отсталые, не выгодные предприятия. Государство специально отдаёт рачительному хозяину убыточные шапки, к примеру, чтобы он их поднял и принёс доход, вот как у меня с пылесосом. А у нас, в стране, всем своим раздали лакомые кусочки, то есть самые прибыльные заводы и фабрики, что это, если не большевизм? Хорошую идею довести до абсурда, потом кричать на каждом углу, что, дескать, «мы работали, но нам не дали довести до конца», вот так что ли? И слава Богу, что не дали: вы бы так всё загадили бы, что я бы одним пылесосом точно не обошлась бы!
Пояснение к цитате:
Уборщица властных коридоров
4 серия
— Знамо дело, незачем. А чё им о нас беспокоиться? Они уже побеспокоилися. Помнишь, Маланья: продразвёрстка, продналог, ой...
— Потом эта, как её, кукуруза квадратные гнездовья способы её так вырастить.
— Тьфу, Господи, большевики они большевики и есть. Хоть ты им демократами их обзови, то домкратами, как была продразвёрстка, так она и осталася, вот и вся их забота об нас. А я там... баба, слышь-ка, в районной газете писали про энтого, как его... Кейтса, Шмейтса
— Нет, Бейца, то есть этого Ельцина.
— Да точно, точно, Билл Гейтса во, он же один в прошлом годе сдал налогов больше, чем мы выпрашиваем подачек у МВЭВ. Это всё потому что ему выгоднее заплатить, чем не заплатить и снова деньги в оборот, налоги издаёт, а у нас что, только дай x4, а на большее то ума нету.
— Ну так ведь и надо сперва то «на», а потом только уже «дай»
— Это ты бабка понимаешь, а они-то нет. У большевиков энтому не учут, тьфу ты Господи, поговорить то не с кем
2 серия
Моя цель первая и основная — стереть большевизм и всë с ним связанное с лиц России, истребить и уничтожить его. В сущности говоря, всë остальное, что я делаю, подчиняется этому положению.