1924 г.
— Холодная вода, как та, что внизу, сотнями острых кинжалов пронзает твое тело. Ты не можешь дышать, не можешь думать — все заполняет жгучая боль. Поэтому я не слишком-то хочу прыгать с тобой, но видимо ничего не поделаешь. Очень надеюсь, что ты передумаешь и прыгать не придется.
— Ты сумасшедший!
— Все так говорят, но при всем уважении, за бортом сейчас не я стою.
Порою, люди замерзают не от стужи или голода, а от сердечного холода.
Господь учил, что человек дрожит от холода одиночества. Но когда людей двое, одиночество уходит, и холод уходит вместе с ним.
Ее голос напомнил битое стекло в ведерке со льдом — неожиданно острый и очень холодный.
Я обожгусь
Холодным серым льдом,
Остывших чувств
Застынет в горле комната
Без окон и дверей
Так холодна
Тюрьма души моей...
Эта одежда довольно тёплая... но я выгляжу в ней скорее как Человек-Слон.
Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговаривать «впусти».
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб их согреть в горсти.
Замерзая, я вижу, как за моря
солнце садится и никого кругом.
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
закругляется под каблуком.
И в гортани моей, где положен смех
или речь, или горячий чай,
всё отчётливей раздается снег
и чернеет, что твой Седов, «прощай».
Только согревшись окончательно, понимаешь, как холодно тебе было прежде.