– И все же как это ужасно — задушить царя.
– Но почему? У царей такая же шея, как и у других людей.
Суд, принимая во внимание как смягчающее вину обстоятельство его славу, приговорил его к смертной казни через повешение.
Из Роберта Бернса «M'Pherson's Farewell» / «Макферсон перед казнью». Перевод С. Я. Маршака.
Так весело,
Отчаянно
Шел к виселице он,
В последний час
В последний пляс
Пустился Макферсон.
Из Роберта Бернса «M'Pherson's Farewell» / «Макферсон перед казнью». Перевод С. Я. Маршака.
[Согласно легенде, шотландский пират Макферсон (M`Pherson) был предан одним из своих соратников и повешен англичанами. Перед казнью он, согласно своему последнему желанию, сыграл на скрипке мелодию, известную как «Плач Макферсона», и станцевал шотландский танец, а затем предложил свою скрипку в подарок тому, кто согласился бы сыграть потом эту мелодию над его могилой. Поскольку желающих не нашлось, он со злостью разбил свою скрипку и передал себя в руки палача.]
Ночью думы муторней.
Плотники не мешкают —
Не успеть к заутрене:
Больно рано вешают.
Ты об этом не жалей,
не жалей —
Что тебе отсрочка?!
На верёвочке твоей
Нет ни узелочка!
У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором я бы его не повесил!
Л. В. Дубельт, например, при одном упоминании имени Герцена буквально зверел, приговаривая: «У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его повесил!» (Русская Старина, 1880, т. VI, с. 309 и Сочинения Герцена, т. VI, с. 180).
И Достоевский... Как будто сто казней,
Сто смертных казней, и ночь, и туман...
Ночь, и туман, и палач безотказный
Целую вечность сводили с ума.
Кто разгадает, простит и оплачет
Тайну печальную этой судьбы?
Смелость безумную мыслить иначе:
Ад — это есть невозможность любви.
Слишком большой, он не просит спасенья.
Скрыла лицо его облака тень.
Он уже знает, что смерть совершенна
И безобразна в своей наготе.
Перевод с грузинского Марии Фарги.
... Мы узнали о них сегодня. О «ямах». Федерация наполняет их гражданскими: мусорщиками, бродягами... Думаю, они ищут другие пути в город. Но какая-то часть меня уверена, что это — послание. В итоге, я теперь просто беспокоюсь за Хеша и Логана. Надеюсь, я сумел подготовить их к будущему.
Мы слишком долго пробыли за этой стеной. Теперь у каждого есть выбор: сидеть тут взаперти, или выйти на встречу смерти.
Мне рассказывали потом, что Жан д'Аркур всю дорогу стоял, закинув вверх голову, и волосы его падали на шею, вернее, на жирные складки шеи. О чём мог думать такой человек, как он, которого везут на казнь, а он неотрывно смотрит на небо, словно струившееся между коньками крыш? Множество раз я задавался вопросом, о чём могут думать осуждённые на смерть люди в последние оставшиеся им минуты жизни?
Эти фотографии мне передал товарищ, у которого есть связи с Сопротивлением. Все мы подозревали... нет, знали, что подобные злодеяния случаются. Но увидеть своими глазами... это просто невероятно. Мы должны быть благодарны за доказательства. Мы видим, что нам противостоит враг, стремящийся уничтожить в нас всё человеческое. Те, кто закапывают солдат в безымянных могилах, не похоронят Сопротивление. Если земля засыпала безмолвные уста бойцов, мы будем говорить за них! И мы расскажем миру их историю! Имена погибших не будут забыты, пока мы сражаемся за их память. Эта земля снова станет нашей. Сопротивление готовит операцию, которая вернёт нам один из крупнейших городов США. Вы слушали «Голос Свободы». Конец связи.
— Ему нужен воздух — поднимите его. Дыши, боец. Сколько вас пришло?
— Здесь все.
— А как насчёт того корабля, который мы сбили?
— Моим людям нужен врач.
— Заботишься о своих людях? Не спеши с выводами!... Вот поэтому вам и не видать победы. Это место уже не ваше... Прикончить их... но не тратьте пули.
В ответ нa прaвду жертвы
Есть плаха пaлaчa.
Всегдa нaйдется третий,
Чье дело — прикaзaть.
Судья виновных метит,
Ему и отвечaть!
Согласно сведениям журналиста-свидетеля, Мата Хари, знаменитая экзотическая танцовщица, которая занималась шпионажем во время Первой мировой войны, отказалась надеть повязку на глаза, когда в 1917 году французы вели её на расстрел.
— Мне обязательно это надевать? — спросила Мата Хари своего адвоката, как только увидела повязку.
— Если мадам не хочет, это ничего ничего не изменит, — ответил офицер, поспешно отворачиваясь.
Мату Хари не стали связывать и надевать повязку ей на глаза. Она смотрела своим мучителям прямо в лицо, когда священник, монахини и юрист отошли в сторону.