Молодость, щедрая, страстная, любвеобильная — молодость,
полная сил, красоты, обаянья,
Знаешь ли ты, что и старость придет столь же красива, сильна,
обаятельна?
День, горячий, роскошный, сияющий — день с великолепным
солнцем, полный движенья, стремлений, смеха,
За тобой идет ночь, у ней миллионы солнц, и сон, и живительный
сумрак.
Ты, сладострастье, — сахар наших дней.
Чтоб усластить наш век, безрадостный и краткий,
Нам в жилы льется твой напиток сладкий -
И мир сверкает тысячью огней.
Ты лёд и камень превращаешь в розу,
Декабрь — в апрель, и в песнопенье — прозу.
Мы для природы — дети. И она,
Как мать, свои нам груди открывает,
Наш дух окоченевший согревает
Настоем страсти, пламенем вина.
<...>
Свою живую прелесть напоказ
Не выставляет роза безвозмездно:
Ей наше жизнелюбие любезно!
Она в уплату требует от нас -
Зажечься!... Кто на это не решился,
Тот враг себе, тот разума лишился.
На что нам сила, молодость, задор,
Когда мы, утомительно невинны,
Страшимся жизнь прогрызть до сердцевины?
1932 год.
Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным!
Мечтанье есть душа поэтов и стихов.
<...>
Найдем ли в истинах мы голых
Печальных стоиков и твердых мудрецов
Всю жизни бренной сладость?
От них эфирна радость
Летит, как бабочка от терновых кустов.
Для них прохлады нет и в роскоши природы;
Им девы не поют, сплетяся в хороводы;
Для них, как для слепцов,
Весна без прелестей и лето без цветов.
Увы, но с юностью исчезнут и мечтанья,
Исчезнут граций лобызанья!
Как светлые лучи на темных облаках,
Веселья на крылах
Дни юности стремятся:
Не долго на цветах
В беспечности валяться.
Весеннею порой
Лишь бабочка летает,
Амуров нежный рой
Морщин не лобызает.
Крылатые мечты
Не сыплют там цветы,
Где тусклый опытность светильник зажигает.
Счастливая мечта, живи, живи со мной!
Ни свет, ни славы блеск пустой
Даров твоих мне не заменят.
1802 или 1803 год.
О древнегреческой статуе.
1968 год.
Она просто светилась изнутри молодостью и чем-то свежим, как утренняя булочка.
Угасла молодость моя,
Краса в лице завяла,
И удали уж прежней нет,
И силы – не бывало.
Бывало, пятерых сгибал
Я с ног своей дубиной,
Теперь же хил и стар я стал
И плачуся судьбиной.
Бывало, песни распевал
С утра до тёмной ночи,
Теперь точка меня сосёт
И грусть мне сердце точит.
Когда-то я ведь был удал,
Разбойничал и грабил,
Теперь же хил и стар я стал,
Всё прежнее оставил.
По вечерам в окно стучались звезды,
И трелью птиц будил её рассвет.
Сады цвели, даря ей запах розы,
А в её прядях преломлялся солнца свет!
Он гребнем плыл по волосам,
Когда их в косы русые вязал.
То забывал дорогу к небесам,
Оставшись в голубых глазах.
Мне было ровно двадцать пять,
А ей уже чуть больше тридцати.
Напоминала первая седая прядь
О пройденном отрезке в полпути.
Я так и не решился ей тогда сказать,
Но этот стих ей вскоре посвятил.
Мне проще строфы воздвигать,
Достав их из пылающей груди...
В те дни мы думали, что будем жить вечно, не так ли?
Он имел сильные страсти и огненное воображение, но твердость спасла его от обыкновенных заблуждений молодости.
Подростки – изумительные существа. Почти инопланетяне. Они посланы в наш мир и живут в нем недолго, на полутонах яви и сновидений, как электроны на нестабильных орбитах. В их глазах всегда горит отблеск и звучит отзвук того пласта реальности, в котором живут художники. Ведь художники тоже зависают между миром идей Платона и реальностью котировки валют и картошки с огурцами. Как и художники, подростки – посредники. Этим надо пользоваться, пока возможно.