Все приезжающие в Петербург беспрестанно повторяют слово «фантастика».
Питер… особый воздух, атмосфера и настроение. Это город, прячущий в закоулках двустворчатые окошечки, расположенные у самой земли, старинные обветшалые здания и ветхие особнячки. Здесь можно встретить «Булочные», от которых веет ароматом свежевыпеченного хлеба, и трактир с прекрасной русской кухней и музыкой. Прогулка по Питеру – все равно что прочтение дневника жизни. Северный порыв ветра сдувает с тротуара снежную «простынь», а заодно проникает в душу, заигрывая с чувствами и воспоминаниями. В Москве все дни как нити большого клубка, который катится без остановки. В Питере время более уважительно относится к жителям и туристам. Это особо хорошо заметно на лицах людей. Они эмоциональные, спокойные, задумчивые, веселые, печальные… В них нет напряжения и безоглядности на мир...
В ушах обрывки тёплого бала,
а с севера — снега седей —
туман, с кровожадным лицом каннибала,
жевал невкусных людей.
Санкт-Петербург, конечно, необыкновенный город. Это ощущают и те, кто родился в нем, и те, кто приезжает сюда всего на несколько дней, чтоб своими глазами впитать его неземное очарование. Сотни стихотворений, тысячи книг посвящены этому городу: хрупким мостам, замершим в светящемся воздухе, узким каналам, набережным, причудливым фонарям, просторам его площадей, громадам дворцов, отраженных в воде, улицам, где царит звонкая каменная тишина, лестницам, тесным дворам, переходящим один в другой. Альбомы, изданные на прекрасной бумаге, открывают то легкое золото шпилей, касающихся небес, то колоннаду собора, распахивающуюся вдоль проспекта, то виснущий в пустоте многоокончатый эркер, то ангела в облаках, осеняющего город благословением. Выходят статьи, где исследуется философия Петербурга, его способность создавать миражи — мороки, затмевающие рассудок. Петербург называют городом грёз.
Ленинград девочка полюбила сразу и навсегда, до той же счастливой тошноты и внезапных слез. Нельзя было жить в этом городе и не вставать перед ним на колени. И девочка вставала — перед уцелевшими в блокаде и бомбежках домами, медленно приходящими в себя, со старыми и новыми жителями — она вставала на колени и молча смотрела на город.
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Ах, Санкт-Петербург, все в тебе очень странно,
Серебряно-призрачный город туманов!
Ах, Петербург, красавиц «мушки»,
Дворцы, каналы, Невский твой!
И Александр Сергеич Пушкин
У парапета над Невой!
А белой ночью, как нелепость,
Забывши день, всю ночь без сна
На Петропавловскую крепость
Глядеть из темного окна!..
И, лишь запрут в Гостинном лавки,
Несутся к небу до утра
Рыданье Лизы у Канавки
И топот Меднаго Петра!..
Звёзды падают с неба
К миллиону миллион.
Сколько неба и снега
У Ростральных колонн!
Всюду бело и пусто,
Снегом всё замело,
И так весело-грустно,
Так просторно-светло.
Спят снежинки на рострах,
На пожухлой траве,
А родные их сёстры
Тонут в чёрной Неве.
Жизнь свежей и опрятней,
И чиста и светла -
И ещё непонятней,
Чем до снега была.
1970 год.
Там, где Российской Клеопатры
Чугунный взор так горделив,
Александринского театра
Чеканный высится массив.
И в ночь, когда притихший Невский
Глядит на бронзовый фронтон,
Белеет тень Комиссаржевской
Меж исторических колонн...
Ты, Петербург, с отцовской лаской
Гордишься ею!... Знаю я:
Была твоей последней сказкой
Комиссаржевская твоя...
Нежнее этой сказки — нету!
Ах, Петербург, меня дивит,
Как мог придумать сказку эту
Твой размечтавшийся гранит?!