Огнедышащий дракон Похоти и толстенькая свинка Наивного Эгоизма, свойственные юности, с годами стареют и становятся похожими друг на друга: дракон начинает дышать свинством, а свинья худеет и покрывается бронированной чешуей.
Нелюбимые губы целовать – грех,
Нелюбимое тело ласкать – грех.
Не касайся меня, – я прошу, – нет!
Не наделай бед.
В темноте ничего – только ты и я,
И в салоне машины горит табло.
Если ты не маньяк (а ведь ты не маньяк?),
То, пожалуйста, жми на стоп.
Свою похоть ко мне удержи в руках,
В благородство лощёное нарядись
И держись, словно рыцарь, теперь всегда,
А не можешь – тогда уйди.
Неподступна, как крепость, слаба внутри;
Завоюй меня, если так нужна,
Но пока ты не в поле моей любви,
Я тебе ничего не должна.
— Я тут недавно пытался припомнить смертные грехи. Алчность, зависть, чревоугодие… занудство, ирония…
— Ну, я почти уверена, что ирония — не смертный грех.
— А я почти уверен, что еще какой.
— Похоть, — сказала она. — Похоть — смертный грех.
— И порка.
— Я бы поместила похоть и порку в одну категорию.
— А я бы порку выделил отдельно. Итак, что там у нас получилось? Алчность, зависть, чревоугодие, занудство, ирония, похоть и порка.
— Почему я думаю о том, чтобы осыпать тебя этим льдом, а потом облизать с ног до головы?
— Потому что я ходил в мужскую школу, и Господь решил вознаградить меня.
В то время как сарычи располагаются вокруг бассейна, французские десантники, развалившись в пластмассовых шезлонгах, строят из себя Рембо. Они жадно ловят запахи женщин, резвящихся в воняющей хлоркой воде. Свежесть не имеет значения. Есть что-то от грифов в этих воинах с гладко выбритыми черепами, когда они рассаживаются у бортика бассейна, напоминающего мясную лавку, где выставлены как самые аппетитные куски с прослойками, так и дряблая плоть женщин, чье единственное развлечение — плескаться в бассейне. В это воскресенье, как, впрочем, и всегда, около пяти часов несколько пухленьких и несколько костлявых особ начинают возмущать водную гладь в бассейне, не подозревая, что десантники не брезгуют ни целлюлитом, ни кожей, лишь по привычке держащейся на костях. Знай дамы, какая опасность им грозит, они бы утонули от преждевременного экстаза или ушли бы в монастырь.
Похоть сильных мира сего — это ненасытная гиена, алчущая все новых и новых жертв.
У похоти сотни ловушек: танцплощадка, кафе-мороженое, съемная квартира, турецкие бани... Даже последние научные открытия способствуют распространению разврата: бензиновый двигатель, пародируя усилительные поездки на машине, и еще более страшную угрозу — придорожные бордели; электричество сделало возможным аморальные кинофильмы; с появлением телефона молодая женщина слышит теперь голос поклонника прямо с соседней подушки. И не обойдем молчанием самые непотребные изобретения: новомодную застежку, иначе известную как молнию, которая открывает любому мужчине или мальчику скорейший доступ к моральной погибели.
Речь отца профессора Альфреда Кинси