В мире не существует единого мнения по поводу морали, зато существует негласный сговор потреблять одинаковые товары.
…истинный исполин духа не столько потребляет, сколько думает и чувствует.
Нас окружают средства массовой информации, которые постоянно поощряют наши желания. Это заставляет нас думать, что нам нужно всё, что они рекламируют, и что, если у нас не будет этого, мы будем своего рода неудачниками. Проблема в том, что у наших желаний нет предела, тогда как у природных ресурсов есть.
Большинство из нас не может отличить свои потребности от своих желаний. И поэтому мы путаем одно с другим, что создаёт серьёзные проблемы.
Если бы нас по-умному спроектировали, то при увеличении потребления наши желания снижались бы. Но наша человеческая трагедия как раз в том, что чем больше нам дают, тем больше мы желаем. Ещё больше, ещё быстрее, ещё сильнее... И то, что вчера неожиданно доставило нам удовольствие, сегодня уже покажется само собой разумеющимся, а завтра и этого будет мало.
Производство создаёт потребление, создавая определённый способ потребления и затем создавая влечение к потреблению, саму способность потребления как потребность.
Нашим обществом руководят управленческая бюрократия и профессиональные политики; люди стали жертвой массового внушения, их цель в жизни — производить и потреблять всё больше и больше. Вся наша деятельность подчинена экономическим задачам, средства становятся целью; человек делается автоматом — хорошо накормленным, хорошо одетым, но лишённым всякого интереса к своим собственно человеческим качествам и потребностям. Если к человеку вернётся способность любить, он будет возвращён на своё главенствующее место. Не он должен служить экономической машине, а она — ему.
Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость покупается ежедневно.
Письмо 25.
Большинство населения добывает у нас средства к существованию снабжением богачей и вообще друг друга предметами первой необходимости и роскоши. Например, когда я нахожусь у себя дома и одеваюсь как мне полагается, я ношу на своем теле работу сотни ремесленников; постройка и обстановка моего дома требуют еще большего количества рабочих, а чтобы нарядить мою жену, нужно увеличить это число еще в пять раз.
У избалованных потребителей среднего класса, наводнивших Кремниевую долину и Залив, абсолютно все было делом вкуса. Домыслы безжалостного либертарианства настолько глубоко пронизывали мировоззрение этих новоприбывших счастливчиков, что с их точки зрения жертвы подпитываемых технологиями вытеснения и джентрификации сами выбрали жизнь в бедности и убожестве — точно так же, как и они сами выбрали программирование, выбрали управленческую карьеру в крупной корпорации и избрали своим уделом комфортную загородную жизнь верхушки среднего класса.
Почему у вас, белых, вещи множатся со скоростью света?
От деревянных башмаков к деревянным башмакам – путь в четыре поколения:
первое поколение наживает,
второе – приумножает,
третье – транжирит,
четвертое – возвращается на фабрику.
Он уже давно не думает о том, чтобы поесть здоровой еды и пойти «посозерцать цветочек», посмотреть как он растёт... или полюбоваться звёздным небом. Ему уже нужно кокса, шлюх, ещё чего-то... машину классную, яхту... Чего ещё? Пожрать в хорошем ресторане. Съездить ещё куда-нибудь, на шикарные курорты... И пошёл – «жрать, срать, ржать…», «жрать, срать, ржать…», – как говорил Mr. Freeman.
Все магазины продавали разное, но все одинаковое: сюда люди приходили, чтобы себе купить новых себя. Покупали платья, думая, что вместе с ним новое стройное тело получат. Покупали туфли, потому что каждая пара была золушкина. Внутри часов за сто долларов была пружинка, которая самоуважение подзаводила. И все улыбочные магазины продавали счастье. Люди на счастье готовы были спускать всю зарплату и еще в кредит его набирать.