У чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму.
Считается, что Сталин сказал это министру МГБ С. Д. Игнатьеву в октябре 1951 года, однако первоисточник найти не удалось.
Последнею усталостью устав,
Предсмертным умиранием охвачен,
Большие руки вяло распластав,
Лежит солдат.
Он мог лежать иначе,
Он мог лежать с женой в своей постели,
Он мог не рвать намокший кровью мох,
Он мог…
Да мог ли? Будто? Неужели?
Нет, он не мог.
Ему военкомат повестки слал.
С ним рядом офицеры шли, шагали.
В тылу стучал машинкой трибунал.
А если б не стучал, он мог?
Едва ли.
Он без повесток, он бы сам пошел.
И не за страх — за совесть и за почесть.
Лежит солдат — в крови лежит, в большой,
А жаловаться ни на что не хочет.
Мужественно умереть не очень трудно, куда труднее мужественно жить.
Этот древнегреческий философ [Эпикур] утверждал, что главный источник человеческих несчастий – это вечный и вездесущий страх смерти. Чтобы облегчить этот страх, Эпикур разработал ряд мощных нерелигиозных аргументов для учеников своей школы в Афинах и настаивал, чтобы они зазубривали их так, как иные зазубривают катехизис.
Одним из этих аргументов был прославленный «аргумент симметрии», постулирующий, что наше состояние небытия после смерти идентично нашему состоянию небытия до рождения, но при этом мысль о нашем «предбытийном» состоянии никогда вызывает тревоги. Век за веком философы нападали на этот аргумент, и все же, на мой взгляд, он прекрасен в своей простоте и по-прежнему обладает существенной силой. Он принес утешение многим моим пациентам – равно как и мне самому.
хотя реальность смерти может нас уничтожить, мысль о смерти может нас спасти. Она помогает прийти к осознанию: поскольку жизнь у нас всего одна, нам следует жить в полную силу и завершить жизнь с как можно меньшим количеством сожалений.
На пороге стоит моя смерть
Но я не дам себе сгнить от старости
Мой побитый, ржавый мозг
Не замечает уже усталости
Не хочу я слышать в ответ
«Ты такой же как все прототипы»
Я уйду и останусь ни кем
Но сломаю стереотипы
В полумраке полумесяц в полумаске
Следит, как я готовлю себе кофе по-лубянски.
Если решишь уйти на покой -
Вдруг раньше, чем я — постой.
Закатил господь глаза,
Говорит пасмурно:
Всё, что сделал я — всё напрасное.
Всё, что выплакал долгой вечностью,
Превратилось в говно человеческое.
Всё, что верившие в меня выстрадали,
Стало лишь безумия искрами.
Даже с сыном моим история
Принесла столько горя, бля...
Если б смог бы я, то повесился
На рогах у малого месяца.
Только всей луны кряжести
Не сдержать вины моей тяжести.
Спросил один из апостолов:
Что ж ты жрешь то людей как лобстеров?
Что ж ты давишься кровью алою,
Рвёшь на части дитё малое?
Зачем калечишь тобою созданное,
Забираешь назад розданное?
Если помышление о смерти укоренится в человеке, то ум его не останется уже более в стране обольщения.
Бывает, смерть как облегченье,
бывает, смерть — одно мученье.
Ölüm var ölüm kimi, ölüm var zülüm kimi.
Помни, на поле боя кто не хочет умирать, умрет первым...
... даже если твой враг — кучка ничтожеств.
Человек — это как аквариум с рыбками, который находится внутри океана. А при смерти он ломается. Он все равно там остается, но у него уже нет рамок. После этого — когда неожиданно такие вещи понимаешь — становишься немного другим человеком. То есть ты уже не живой, не мертвый, а какой-то вечный, что ли.
А ещё...
Крутиться, крутиться надо, а не ждать своего конца, сложив ручки! Не видишь выхода – выдумай его! Стену головой пробей, а не сиди! В крайнем случае хоть погибни так, чтобы все враги после твоей смерти зубами скрежетали, понимая, что ты их жестоко обманул, легко покинув эту жизнь!