Айрис Мёрдок. Чёрный принц

В жизни нет отдельных, пустых, немаркированных моментов, в которые можно поступать как попало, с тем чтобы потом продолжать существование с того места, на котором остановились. Дурные люди считают время прерывным, они нарочно притупляют свое восприятие естественной причинности. Добродетельные же воспринимают бытие как всеобъемлющую густую сеть мельчайших переплетений.

Сколько беспокойства с этими поездами. В них воплощается для нас угроза полной, неотвратимой неудачи. Кроме того, в них грязно, шумно, очень много чужих, незнакомых людей, в них убеждаешься, что жизнь полна досадных неожиданностей: разговорчивых спутников, детей…

Искусство — неблагодарный и часто безвозмездный труд...

... нельзя так отвергать людей, нельзя их вычеркивать. Надо относиться к ним с любопытством. Любопытство — это своего рода милосердие.

Не одобрять вещи — это куда ни шло. Плохо не одобрять людей. Можешь оказаться в изоляции.

Все мужчины, в сущности, презирают женщин. А все женщины боятся мужчин. Просто мужчины физически сильнее, вот и все, в этом все и дело. Они пользуются своей силой, за ними всегда последнее слово.

Мы отвечаем за свои поступки, прошлого не вычеркнешь. Оно не исчезло оттого, что вы поселились в вымышленном мире, и делаете вид, будто вчера родились.

Дружба так часто оказывается на поверку застывшей, замороженной полувраждой.

Посадите любого человека на скамью подсудимых, и он почувствует себя виноватым.

О, как мучительна тайна чужой души, и как утешительно, что твоя собственная душа — тайна для другого!

Брак — это долгое плавание в тесной каюте.

Ревность — самый чудовищно непредумышленный из человеческих грехов.

У каждого есть представление о себе, и это представление ложно.

Как сказал один умный писатель (вероятно, француз), нам мало преуспеть, нужно еще, чтобы другие потерпели неудачу.

Наверное, сумасшествие — не такая плохая вещь, если оно позволяет человеку считать себя счастливым, когда на самом деле он несчастен.

Человеческая душа стремится к познанию вечности, и только любовь и искусство, не считая некоторых религиозных переживаний, приоткрывают нам её. Любя, мы почти отрываемся от своего эгоистического «я».