— Эта девочка могла бы украсить и столичную сцену!
— Очень уж она щуплая.
— В каждой губернии свой масштаб.
Пояснение к цитате:
1-я серия.
Мерзляев: — Что это за невежа?
Губернатор: — Всего-то навсего корнет, а позволяет себе как...
Покровский: — Плетнёв.
Мерзляев: — Как-как?
Покровский: — Плетнёв Лёшка. Стервец! Герой! А в корнеты, господин губернатор, он разжалован за дуэль.
Губернаторша: — Дуэль была из-за дамы?
Покровский: — Ну, разумеется, сударыня. Из-за двух!
Пояснение к цитате:
1-я серия.
Способность работать в отсутствии смысла как раз и была главной особенностью русского государственника, слова «государственное» и «бессмысленное» выступали синонимами, это было азбукой для всякого чиновника на известной ступени умственного развития, а в военных академиях, на богфаках, это, говорят, излагалось в специальной дисциплине. Само понятие смысла пришло из позитивизма, из французского просвещения, считалось подлым хазарским порождением — да им, в сущности, и было. Истинно русскому чиновнику не полагалось задумываться о причинах и целях — и чем бесцельнее, бессмысленнее было дело, тем с большим жаром чиновник отдавался ему.
Вот почему в России власть так редко менялась: правитель либо умирал, либо бывал убит подданными, а в единичных случаях, когда смещался живым, — его прятали за семью замками. Поистине русской государственной системе нечего было опасаться: раскрыть ее главный секрет мог бы только тот, кто познал и покинул ее, — а покидали ее только мертвые. Кто же уйдет по доброй воле из единственной сферы, где ничтожество было гарантией всемогущества, а неспособность к осмысленной деятельности — высшей добродетелью? Кто добровольно выскочит из системы, где смысл упразднен, цель отсутствует, а бездеятельность служит залогом процветания?