— Джейд, вот интересно, ты не переживаешь, что заденешь людей своей книгой?
— Наоборот, я рада. Неделю назад я видела, как девушке для обложки сделали талию толщиной с мизинец, грудь как у Барби-пришельца и удалили все морщины. Индустрия держится на том, что молодость и красота — единственные достоинства женщины. Да я скорее горло себе перережу, чем стану переживать о людях, перед которым виновата только тем, что старею.
Дорогой подарок не оправдывает измену. И потом после всех слез и ссор тебе перестанут доверять, останется лишь никчемная вещь, напоминающая тебе о том, кого ненавидишь.
— Ты молодец, ты всю жизнь занималась творчеством, не скрывала свою ориентацию и переехала в Бруклин раньше остальных.
— Я переехала в Бруклин, потому что Манхэттен стал мне не по карману. А теперь и Бруклин мне не по карману, а все из-за бородатых торговцев сыром и женщин, похожих на Маколея Калкина.
— Сколько вам лет? 26-27?
— Примерно.
— Большинство моих читательниц старше сорока, так что все меняется, поверьте. Вы не представляете каково это, когда родишь.
— Могу представить.
— Да? Можете представить себе что?
— Что когда рожаешь, нет ощущения чуда, скорее как побывала в автокатастрофе. Потом несколько недель болит все тело, потом начинаешь кормить грудью и чувствуешь себя как животное, даешь молоко, особенно, если сцеживаешь. Устаешь, на руках появляются бугорки, все блузки в пятнах и муж смотрит на тебя: «О Боже, что случилось?», и даже в мыслях нет заняться любовью, как будто никогда больше не найдешь это в себе.
— Я не знаю, что делаю...
— Келси, никто не знает, что делает. Пока не сделаешь — все импровизация. И если упадешь, даже в буквальном смысле на землю, то рядом окажутся близкие люди, которые помогут тебе подняться.
Людям нужно очарование простой жизнью. Все мы стали заложниками социальных сетей.
Я знаю, ты думаешь, что мы ровесники, но на самом деле мне сор... четырнадцать! Вот именно, я несовершеннолетняя, ты арестован. А ты знал, что Камерон Диас сорок лет? Она же не ужасная!
— Официанты подливали вина, а твой отец его пил и пил...
— Ну, это просто вежливость.
— Вот он и набрался вежливости.
— Нет ничего настоящего, если все основано на лжи. Ничего.
— Джош, я — это я. Просто чуть старше, чем ты думал.
— Дело не в возрасте, а в том, что это ложь. Не понимаю, как ты могла лгать мне так долго?
— Как же твое единение с природой?
— Оно было, пока меня не укусили. Посмотри, как будто там что-то поселилось! Я отсюда ни ногой.
— Я взяла с собой ромашковый лосьон.
— Лиза, ты чудо! В такие минуты я рад, что ты старая.
— Что?
— Вернее старше и мудрее.
— Я не надеюсь, что начну с того, на чем остановилась. Я могу быть корректором, я отличный корректор. Или помощником.
— Это было бы странно, помощниками обычно становятся сразу после колледжа, вы для этого слишком...
— Опытная!
— Думаю, она хотела сказать...
— Оранжевая!
— Слишком оранжевая?!
— Профессиональный сленг. Не приписывайте мне то, чего я не говорила.