Мне кажется, огонь не оставляет после себя ничего — на самом деле зола не есть часть огня, это часть горючего материала. Огонь изменяет ее форму, вытягивает энергию и превращает… в новый огонь. Огонь не создает ничего нового, он просто существует. Если для этого необходимо что-то уничтожить, огонь не станет возражать. С точки зрения огня это другое и существует в первую очередь для того, чтобы мог жить огонь. Когда оно исчезает, исчезает и огонь, и, хотя можно обнаружить свидетельства его ухода, остатков самого огня вы не найдете — ни света, ни жара, ни крохотных звездочек погаснувшего пламени. Он исчезает, превращаясь в то, чем был до этого, и если он что-то чувствует или помнит, у нас нет способа узнать, чувствует ли он и помнит ли он нас.
И ей стало так уютно оттого, что желто-красный огонь, пляшущий в печке, мурлычет свою шелестящую, веющую, тихозвонную песню.
Рушилась в пламени Злая Берёза, метельная зимняя ночь навек поглощала Того, кого я всегда жду. Рвался к небу последний костёр Славомира. Не станут нас с ним закапывать вместе в снег. Дотла, до серой золы выгорал во мне Хаук, его колдовская свирель, его синие, отчаянные глаза. Для меня не сбудется баснь. Они никогда не сбываются, потому-то их и рассказывают. Давно было мне уже пора это понять.
У нас в народе издавна сложился
Хороший человеческий закон:
Любить — так пылко, горячо сдружиться,
А уж трудиться — только с огоньком.
Перевод М. Ваксмахера
Он имел сильные страсти и огненное воображение, но твердость спасла его от обыкновенных заблуждений молодости.
Так странно, что нечто настолько разрушительное может быть столь прекрасным.
И что огонь из мусорной корзины может в итоге осветить весь горизонт.
Вывод: огонь — довольно классный.
Покинув руку владыки, пламя присмирело.
Огонь — это нечто краткое, временное, самая суть скоротечности бытия. Он появляется внезапно, с ревом врывается в жизнь, когда соединяются горючий материал и высокая температура, жадно пляшет, пока все вокруг него чернеет и свертывается. Когда пищи не остается, он умирает, не оставляя после себя ничего, кроме золы — остатков дерева, листьев и бумаги, которые оказались слишком нечистыми для горения, слишком недостойными того, чтобы присоединиться к огню в его пляске.
Даже в самые тяжелые времена поддерживали они в нем жизнь, охраняли его от непогоды и наводнений, переносили его через реки и болота; синеватый при свете дня и багровый ночью, он никогда не расставался с ними. Его могучее лицо обращало в бегство львов, пещерного и серого медведей, мамонта, тигра и леопарда. Его красные зубы защищали человека от обширного страшного мира; все радости жили только около него! Он извлекал из мяса вкусные запахи, делал твердыми концы рогатин, заставлял трескаться камни, он подбадривал людей в дремучих лесах, в бесконечной саванне, в глубине пещер. Это был отец, страж, спаситель; когда же он вырывался из клетки и пожирал деревья, он становился более жестоким и диким, чем мамонты.
Огонь всегда жил внутри меня. Он всегда был в каждом моем действии, в каждом моем поступке. Просто я этого не знала.
Просто я об этом забыла.