Франц Вертфоллен. Герхард. Юность

Тебе всегда одиноко, когда некого любить.

Когда ты желаешь себя оправдать в том, почему ты калека,
и тебе никогда не стать целостным,
иди к чертям,

исстрадайся там
в лени своей.

Когда ты ищешь начала нового,
когда жжет внутри болью от всего,
что не сделал,
что упустил,

то я говорю тебе – встань и иди.

Признай грех, покайся, исправь.

Точка.

— Не Ордену,
мне нужна эта булла, отец
святой.

Я не забуду.

Голову запрокинул.

— И чем отплатишь?

— Верностью.

Каждый меч под моим стягом станет однажды вашим.

— Не тесно будет волку в курятнике?

— Тесно курице с волком, отче.

А волк и курятник превратит в логово.

Искренность я ценю больше скромности напускной.

На деле нет скромности истинной без свободы слов,
что идут от сердца.

Дай мне, страннику вымерзшему немного тепла,

обними.

Обними, Мария!

Болят внутренности мои.

Дай прильнуть виском гулким к коленям твоим святым.

Самое верное имя тебе – нежность.

Исцели меня целостностью любви своей.

Ибо ничего у меня нет,

и никогда не будет,

кроме моментов чуда,

когда я к кому-то –

ну хоть к кому-то – испытываю

любовь.

ВИЛЬХЕЛЬМ: А я обрел тут веру.

И вера эта проста.

Я всю жизнь искал что-то ЗА
что стоять.

С чем умирать не глупо.

И я нашел.

И то воля ваша,
сиятельный наш ландмайстер.

И уж если что и роднит нас с Карлом –
мы б оба загнулись от карт,
и вина, и женщин –

от пустотности человеческой,

бесполезности,

когда бы не вы.

Вот и вера.

Каждый день ты абсолютно новый,

и чего бы ты ни добился, каждый день ты начинаешь с нуля.

И это – благословение.

И когда кончаются корабли,

ты строишь их снова.

Всё всегда умопомрачительно несерьезно.

Серьезность добавляешь ты сам,

часто настолько зря.

Жизнь переоценена,

так же как смерть.

Дать круг последний вдоль стен.

Одно лишь переоценить нельзя – стекляшки воспоминаний,

и выборы,

о, выборы –

из которых и собирается странный,

хрупкий

калейдоскоп

под названием «Я».

О, бездна отчаяния – вовсе не бездна, но
непрописанность.
Озеро льда – вовсе не озеро – так,
пустота
абсолюта.
И она не пугает меня.
Ибо это вот я,
да я
больше.
И всё очень просто
в этой мертвой,
в этой живой воде.
И ничего не живет в ней,
ибо ничто ещё здесь
не названо.
Я – Никто
и у меня корабль
сердец,
паруса голов.
И Слово.
Навеки Слово Моё:
покой.
И ничего не сшито.

Я ещё в черной воде решил — этот корабль без меня не отплывает –

где не нытьем, так катаньем –

где не катаньем, так мечом –

ты идешь и выгрызаешь то,

что считаешь важным.

И никто не жаждет на своей шее дегенератов-детей, да все
ждут
себе государя.

А государь не ищет себе одобрения, ибо он один знает, как правильно.