Харуки Мураками. Пинбол-1973

Всё, что у нас было общего — обрывок давно умершего времени.

Основу прогресса составляют три вещи: технология, капиталовложения и фундаментальные запросы людей.

Венера — планета жаркая и вся покрытая облаками. Из-за жары и сырости большинство ее жителей умирают молодыми. Имена доживших до тридцати остаются в преданиях. Уже из-за одного этого их сердца переполнены любовью. Все венерианцы любят всех венерианцев. У них нет ненависти, презрения или зависти. Нет даже злословия. Нет драк и убийств. Всё, что у них есть, — это любовь и сочувствие.
— Если даже кто-то умрет, мы не горюем, — сказал мне один тихий уроженец Венеры. — Ведь пока мы живём, мы торопимся любить. Чтобы потом не сожалеть ни о чём.
— То есть, как бы впрок, да?
— Вашими словами это трудно выразить...
— А что, там правда все так гладко идет? — спросил я.
— Если б это было не так, — ответил он, — Венера задохнулась бы от горя.

Как отмечал Теннесси Уильямс, о прошлом и настоящем говорят, как есть. А говоря о будущем, добавляют «вероятно».
Но когда я оглядываюсь на потемки, через которые мы брели, то не вижу там ничего определенного — только «вероятное». Ведь мало того, что воспринимать нам дано лишь мгновения, именуемые «настоящим» — даже сами эти мгновения проскальзывают мимо нас, почти не задевая.

Случаются дни, когда что-нибудь берет и хватает за душу. Это может быть что угодно, любой пустяк. Розовый бутон, потерянная кепка, свитер, который нравился в детстве, старая пластинка Джина Питни... Список из скромных вещей, которым сегодня больше некуда податься. Два или три дня они скитаются по душе, перед тем, как возвратиться туда, откуда пришли.
... Потемки. Колодцы, вырытые в наших душах. И птицы, летающие над колодцами.

Глотнув зыбко дрожащего сентябрьского воздуха, короткое лето растаяло, — а душа все не хотела расставаться с его жалкими остатками. Старая майка, джинсовые шорты, пляжные сандалии...

Ещё один день — и всё то же самое. Будто где-то ошиблись, загибая закладку.

Было заметно, как она изо всех сил старается соответствовать какому то идеалу – хотя бы в своем маленьком мирке.

Ведь пока мы живем, мы торопимся любить. Чтобы потом не сожалеть ни о чем.

Я вообще ничего не сделал. Я даже пальцем не шевельнул. А могло бы и получиться, если бы сильно захотел.

Время Года открывает дверь и выходит, — а через другую дверь заходит другое Время Года. Кто-то вскакивает, бежит к двери: эй, ты куда, я забыл тебе кое-что сказать! Но там никого. А в комнате уже другое Время Года — расселось на стуле, чиркает спичкой, закуривает. Ты что-то забыл сказать, — произносит оно. — Ну так говори мне, раз такое дело, я потом передам. — Да нет, не надо, ничего особенного... А кругом завывает ветер. Ничего особенного. Просто умерло еще одно время года...

И будущего не приблизишь, и прошлое уже далеко.

Заморочек у каждого из нас было выше крыши. Заморочки падали с неба, как дождь; мы увлечённо их собирали и рассовывали по карманам. Что за нужда была в них, не пойму до сих пор. Наверное, мы с чем-нибудь их путали.

Человек при большом желании из чего угодно может извлечь урок. Из самых заурядных и банальных вещей извлечь урок всегда можно.

На хорошие вопросы никогда не бывает ответов.

Беспричинного зла в мире — целые горы.