Там пепел; он дует, как листья во время шторма. Их нельзя поймать, пересчитать, измерить или ухватить. Но мы все это прекрасно понимаем. Я надеялся, что это коллективное безумие. Что цвет истощил мир, потому что мы выплеснули из себя человечность.
Темнота ждёт своего часа. В тени все глаза недремлющие.
— Хороший сон — залог красоты.
— Меня он красивее не сделает, но я тоже посплю.
Бывают такие ситуации, когда лучше пусть даже промахнуться, чем не выстрелить.
Пастух думает о стаде, о паршивой овце позаботятся хищные звери.
Майя решительно встала. — У меня дальше этой строчки не идет: Одолела страшно — грусть, печаль, тоска!
— Нет у меня больше одного соска! — заржал Вьюга и тут же спрятал голову под подушку, откуда и выдал, — зато в рифму!
Я рыдала со смеху, но Майя не сдавалась. Она решила поразить Литературика поэзией серьезно-депрессивного подхода:
— Я сегодня грустным целый день ходил...
— Литр самогонки вдребезги разбил, — ляпнул Охотник, не подумав, и тут же схлопотал подзатыльник от возлюбленной.
— Где служил?
— В Ираке. Две операции. Вернулся чуть больше года назад. Рыбак рыбака... а где служил ты?
— В Аду.
— А если серьезно?
— Серьезно. В Аду.
Из этой уродливой гиппопотамши тринадцать пар туфель сшить можно замшевых! Ух ты!
Пятнадцать перчаток выкроить можно, две шляпы, сапог и три кресла кожаных! Ух ты!
Нет! Пять кресел кожаных!
<...>
Из мяса её я пожарю котлеты! Тысяча вкусных, румяных котлет! Ха-ха!
Мне врач прописал такую диету — гиппопотамские кушать котлеты. Ха-ха!
От каждой котлеты из гиппопотама поправлюсь я сразу на три килограмма! Ха-ха!
Нет! На пять килограммов!
Цинизм-всё, что у меня осталось.
Hичто не поднимает настроение, как легкое мочилово в середине дня.
— Варварство — естественное состояние человечества, — сказал охотник, мрачно глядя на киммерийца. — Цивилизация искусственна. Она — всего лишь прихоть обстоятельств. А варварство будет торжествовать всегда.
- 1
- 2