Знаю, ты спросила, что значит быть писателем, а я пишу тебе какую-то несуразицу. Но это и есть несуразица, Ма, — я ничего не приукрашиваю. Я принижаю. Вот что, в конце концов, значит писательство: ты наклоняешься так низко, что мир предлагает новый милосердный ракурс, панораму из мелочей; ворсинка вдруг превращается в полотно тумана размером с твое глазное яблоко.
…Некоторые пустяки все меняют.
— Ах да, я ведь совсем забыл. Ведь я вам должен?
— Право, прокуратор, вы мне ничего не должны.
— Ну как же нет... При въезде моём в Ершалаим, помните? Толпу нищих? Я ещё хотел швырнуть им деньги, а у меня не было и я взял у вас.
— О, прокуратор, это какая-нибудь безделица.
— И о безделице надлежит помнить!
Одно, что имеет смысл записывать, — мелочи. Крупное запишут без нас.
Синяя книга. Петербургский дневник (1914—1917).
Я помню каждую твою деталь,
Я помню всё, что я хотел бы стереть.
Так всегда и бывает, Лис. Порой самая маленькая вещь меняет всё.
Посмотри на дверные петли. Видишь, тут выгравированы жёлуди? Надо же так здорово придумать – раз дверь дубовая…
Мелочи, говорят, впечатляют лишь глупцов. Я никогда так не думаю. Мелочи могут доставлять огромное удовольствие. Взять хотя бы это яйцо. Пустяк, но доводит простой пирог с курицей до шедевра.
— Простите, а Вы кто?
— А я Босс.
— Я думал, он Босс.
— Почему? Мы что, похожи? Итак, мистер Фишер. Вы расскажете мне что-нибудь?
— Так это Вы меня привезли.
— Да. А Вы подумали, что я — это он.
— Я не думал, что Вы — это он, я думал, что он — это Вы.
— А где Ник?
— Не знаю, я пришёл, а его уже нет.
— А как ты вошёл?
— Дверь была открыта.
— Была открыта?
— Да.
— Или просто не заперта?
— Не помню.
— Но ты сказал «открыта».
— Может быть... Эй, слушай, как тебя зовут?
— Линдси, я его соседка. Зашла попросить чашку сахара.
— И где чашка?
— Я сказала «попросить чашку сахара». Возьми я чашку, я бы сказала «попросить сахар».
— Туше.
Всякий раз, когда я вижу, к каким серьезным последствиям приводят мелочи… я думаю о том, что мелочей не бывает.
А ещё...
— Каменная пыль...
— Это важно?
— За 1200 лет я никогда не ступал на что-то неважное.