Бывает так, что авторы детективов, по примеру своих персонажей, не оставляют никаких следов в литературе.
В аннотации книги, от редактора-составителя. Полный текст: «Бывает так, что авторы детективов, по примеру своих персонажей, не оставляют никаких следов в литературе. Так вот, мы таких публиковать не стали.»
Особо ценными подарками [паломникам от о. Иоанна] были книги. Причем не обязательно духовного содержания. К примеру, одной монахине о. Иоанн вручил... «Сказку о рыбаке и рыбке» Пушкина. И пояснил свой подарок так:
— Вот для тебя первое Добротолюбие. Мы с тобой путь в монашество начнем с этой книги, будем учиться благодарности Богу за всё и терпению. Этого пока тебе и достаточно.
Поселившись у бабушки с головой ушел в чтение. Там был не просто другой мир — там было множество других миров. И каждый звал своим особенным голосом, манил собственными, непохожими на других красками и ароматами.
Чем становлюсь старше, тем более убеждаюсь, что сообщество книги приятнее и беседа с ней полезнее, чем сообщество и беседа людей.
Из письма Надежде фон Мекк, 1878 год.
Рассказы и романы – это не сувенирные футболки или деревянные футболисты. Это реликты, остатки неоткрытого ранее существовавшего мира. Дело писателя – с помощью инструментов из своего ящика достать их из земли, повредив как можно меньше. Иногда окаменелость маленькая, просто ракушка. Иногда огромная, тираннозавр-рекс со всеми своими гигантскими рёбрами и оскаленными зубами. В любом случае – короткий рассказ или тысячестраничный роман – техника раскопок, по сути, одна и та же.
Именно для того, чтобы освободиться от фейсбучного репья и новостей-мошек, большая литература и нужна. В музыке для этого есть концертные залы. Там можно отключить смартфон и попытаться стать самим собой. Настоящая большая книга – это огромный зал размером со вселенную, которую вместе создают автор и читатель.
Знаете, как раньше в Провансе готовили гусей? Забивали птицу осенью и подвешивали в чулане за шею на стальную струну – до тех пор, пока тушка не упадет. Падала она, потому что мясо начинало уже чуть-чуть разлагаться, голова отрывалась – и это значило, что гусь готов для запекания. То же самое происходит с литературными идеями. Их надо подвешивать в чулане, чтобы они созрели и спустя время сами упали вам в руки.
Это может показаться снобистским хвастовством, но при чтении Набокова меня пронзает. Не могу сказать, что это на меня похоже, но я так чувствую. Хотя и не в состоянии объяснить. Я из Набокова состою. Прежде всего до лолитного периода. Меня однажды заставили написать то ли 30, то ли 50 любимых книг. «Дар» у меня был на первом месте.
О том, из чего состоит
Я потихонечку стал чувствовать, что хуже вижу. Сериалы заменяют чтение романов. Есть прекрасная писательница Гузель Яхина. У неё первая книга – про исход её народа. Помню, что я прочитал, но сейчас уже не скажу, о чём шла речь. Вот удивительное дело, мне крайне сложно быть сосредоточенным. Не получается. Я читаю, но не помню, что было пять страниц назад? Смылось, не знаю.
О чтении
До «Кэрри» я писал другие романы – «Ярость», «Долгая прогулка» и «Бегущий человек» потом были напечатаны. Из них «Ярость» наиболее проблемный, «Долгая прогулка» – лучший. Но ни один из них не научил меня тому, что я узнал от Кэрри Уайт. Самое важное – это то, что авторское восприятие персонажа может быть таким же ошибочным, как восприятие его же читателем. Следующая мысль – что бросать работу, потому что она трудна для эмоций или воображения, не стоит. Иногда надо продолжать, даже если очень не хочется, а иногда хорошая работа получается даже тогда, когда кажется, будто перекидываешь дерьмо лопатой в сидячем положении.
Это была «Перекличка своих». Она со всей очевидностью показали и доказали, что мы вообще-то другие. Другие, чем они. Есть такая Пирамида потребностей Маслоу, известный у них американский психолог, который утверждает, это взято на веру всем западным миром, на этом базируются экономические теории потребления... Он утверждает, что базовые потребности любого человека, они физиологические: поесть, попить, потрахатся, и если у человека нет хлеба, то он будет думать только о хлебе и больше ни о чём. Дальше он ставит потребность безопасности, любви, самореализации, достижение каких — то целей. А у нас? Наша базовая потребность — честь и достоинство. И на этом построена наша внутренняя культура, наша история и литература. Которая и составляет собственно менталитет нации. Наша литература зиждется не на том, сколько денег заработало и потеряло семейство Будденброков, как немецкая литература; не на том, сколько было любовников у госпожи Бовари и как она страдала по одному или другому, как французская литература; не на бесконечных поисках себя и шансе разбогатеть, как американская литература; не на этом очаровательном высокомерии, как английская литература. Она зиждется на том, как в рассказе Куприна «Брегет», как поручик Чекмарёв покончил с собой потому, что он написал в предсмертной записке: «У меня остался выбор между смертью и позором. И в такой ситуации, я конечно, не могу выбрать позор». Когда смотришь на этих людей, ты это понимаешь. Вся наша революция была про достоинство. Это удивительно, нам рассказывали много лет, что дело вообще не в этом, дело в разнице классов, разнице достатка... Не в этом дело, посмотрите первый приказ Петросовета, требование которого и послужило основой для большевиков и революции. Там всего несколько пунктов написано: «Офицеры больше не смеют тыкать солдатам» — первый пункт; ещё один — «Не надо больше обращаться к офицерам Ваше Благородие». Так люди видели и защищали свою честь. Больше заняться нечем, революция, кровь, всё летит в тартарары, понимаете, эти люди боролись за своё достоинство. Это в нашему культурном коде. А этот знаменитый сюжет с борщом, сваренном на гнилом мясе на броненосце «Потёмкин»? Этот бунт был о достоинстве. Мы такие, нам важна честь, достоинство и Родина.
Цитата с Вечера с Владимиром Соловьевым от 17.03.2024 года.
Мне предстояло прожить ещё много лет – слишком много, как я думаю, – стыдясь того, что я пишу. Кажется, только к сорока [годам] я сообразил, что почти каждый автор беллетристики, опубликовавший в своей жизни хоть строчку, кем-нибудь да был обвинён, что свой Богом данный талант растрачивает на ерунду. Если пишешь (книги, или картины, или лепишь, или поёшь – всё равно), кто-нибудь обязательно попытается тебе внушить чувство стыда за это. Я не философствую – я просто констатирую факт.
Давайте проясним кое-что прямо сейчас, о’кей? Нет на свете Свалки Идей, нет Центрального Хранилища, нет Острова Погибших Бестселлеров. Хорошие идеи рассказов приходят в буквальном смысле из ниоткуда, падают прямо на голову с ясного неба: две совершенно отдельные мысли сцепляются вместе, и под солнцем возникает что-то новое. Ваша работа не искать эти идеи, а узнать их, когда они появятся.
Я не осуждаю, конечно, можно прожить жизнь, не имея понятия о Достоевском или Стейнбеке, действительно не любя или даже просто не слышав Второй концерт Рахманинова, можно ничего не знать о Гойе и не подозревать о существовании Джойса, но при этом быть хорошим человеком. Но если есть возможность, то почему бы не почитать или не послушать?
Из дневников.
Как в политике одно меткое слово, одна острота часто воздействует решительнее целой демосфеновской речи, так и в литературе миниатюры зачастую живут дольше толстых романов.