— ... Со вторым что?
— Он просверлил.
— Что просверлил?
— Раковины ушные! Переносной дрелью!
— Ха, ха! [Обращается к Есене] А ты говоришь я больной!
Иногда его избивали так, что он едва держался на ногах, потом заносили в камеру и швыряли на каменный пол, словно мешок с картошкой, оставляли в покое на пару часов, чтобы слегка пришел в себя, выводили снова и продолжали бить.
Третья часть книги, пытки Уинстона.
Ха-ха-ха! Вы только посмотрите на это сборище неудачников! Не хотел прерывать ваш первомайский парад, но у меня большие планы на ваши крохотные мозги. Не моргайте, а то всё пропустите... Хотя, вы и так не сможете отвертеться! Ха!
Все вы, что живете в уютных домах, возвращаетесь домой, в семью, где вас накормят, где встретят с улыбкой. представьте, что есть на свете люди, которые работают в грязи, они не знают мира, они дерутся за хлебную крошку, умирают за одно неосторожное слово. задумайтесь — такое было на самом деле.
В Аушвице самым страшным было не то, что они лишали нас хлеба, пытали нас, отбирали наши жизни... Самое страшное, что они с нами сделали, они раздавили наши души, нашу способность к состраданию, и наполнили эту пустоту ненавистью, даже по отношению к своим.
— Не люблю пытки.
— Никто не любит: поэтому и кричат.
Что? Почему, говоришь, ты здесь?
А, точно — чтобы повеселить меня.
Ради меня ты вопишь от боли.
Одному лишь мне решать, когда ты сдохнешь.
Время вышло, тебе не повезло
Вытянуть этот «счастливый билет».
И начнём мы с боли на твоём лице -
Я хочу услышать твой визг, боже!
Громче кричи и рыдай
От гнева, боли и горя -
Твоя чудесная песнь без фальши
Пробирает меня до самой души.
А на дыбе не сплетничают! На дыбе все откровенные, как дети.
2-я серия.
— Пришёл-таки. Даже быстрее, чем я думал.
— Теруми... Эй, где Ноэль?
— Если ты про Ноэль Вермилион, то погляди — она вон там.
— Это же... Быть не может.
— Надо же! А ты всё-таки не на столько тупой, как о тебе говорят.
— Ты кинул Ноэль в Котёл?!
— А разве она годится на что-либо ещё?
— Скотина! Живо останови процесс!
— Ага. Вот прям щас взял и побежал.
Жизнь трудна. Жизнь трудна. Какое преуменьшение! «Трудна» – слишком мягкое слово для тех зверств, которые мы видели. Жизнь – это ад с редкими просветами неба, которые лишь делают надежду еще более болезненной. Жизнь невыносима. Уродлива. Мучительна. Это пытка.
А ещё...
По моим явно неточным подсчетам, сегодня – 1-ый день моего седьмого года в этой адской яме.
Процедура Вечности сделала меня по сути бессмертным – я не постарел с тех пор, как меня наградили этим проклятьем. Хотя, кто знает... Похоже, я совсем забыл, как выглядит мое лицо. 7-ой год начинается грустно. Хотя бы ты понимаешь меня, диктофон. Прочти мне ещё одну поэму о яростной мести, пока я засыпаю.
Угу, совсем уже рехнулся.