Всегда будь поэтом, даже в прозе.
Гойя — дьявольский шабаш, где мерзкие хари
Чей-то выкидыш варят, блудят старики,
Молодятся старухи и в пьяном угаре
Голой девочке бес надевает чулки.
Перевод: В. Левика.
Февраль, седой ворчун и враг всего живого,
Насвистывая марш зловещий похорон,
В предместьях сеет смерть и льёт холодный сон
На бледных жителей кладбища городского.
Улегшись на полу, больной и зябкий кот
Не устает вертеть всем телом шелудивым;
Чрез желоб кровельный, со стоном боязливым,
Поэта старого бездомный дух бредет.
Намокшие дрова, шипя, пищат упрямо;
Часы простуженной им вторят фистулой;
Меж тем валет червей и пиковая дама, -
Наследье мрачное страдавшей водяной
Старухи, — полные зловонья и отравы,
Болтают про себя о днях любви и славы...
Сборник «Цветы зла». «Сплин и идеал». LXXIV. Сплин («Февраль, седой ворчун и враг всего живого...»).
Меня всегда удивляло, что женщинам разрешают входить в церковь. О чём они могут говорить с Богом?
La Haine est un ivrogne au fond d'une taverne,
Qui sent toujours la soif naître de la liqueur
Et se multiplier comme l'hydre de Lerne.
— Mais les buveurs heureux connaissent leur vainqueur,
Et la Haine est vouée à ce sort lamentable
De ne pouvoir jamais s'endormir sous la table.
Перевод Эллиса (Льва Кобылинского)
La Haine est le tonneau des pâles Danaïdes;
La Vengeance éperdue aux bras rouges et forts
A beau précipiter dans ses ténèbres vides
De grands seaux pleins du sang et des larmes des morts,
Le Démon fait des trous secrets à ces abîmes,
Par où fuiraient mille ans de sueurs et d'efforts,
Quand même elle saurait ranimer ses victimes,
Et pour les pressurer ressusciter leurs corps.
О злая Ненависть, ты — бочка Данаид,
Куда могучими и красными руками
Без счета ведрами всечасно Месть спешит
Влить кровь и реки слез, пролитых мертвецами;
Но тайно Демоном проделана дыра,
Откуда льются кровь и пот тысячелетий,
И вновь живут тела, истлевшие вчера,
И расточают вновь их кровь твои же плети.
Перевод Эллиса (Льва Кобылинского).
Перевод Ариадны Эфрон
Ils me disent, tes yeux, clairs comme le cristal:
«Pour toi, bizarre amant, quel est donc mon mérite?»
– Sois charmante et tais-toi! Mon coeur, que tout irrite,
Excepté la candeur de l’antique animal,
Ne veut pas te montrer son secret infernal,
Berceuse dont la main aux longs sommeils m’invite,
Ni sa noire légende avec la flamme écrite.
Je hais la passion et l’esprit me fait mal!
Читаю я в глазах, прозрачных, как хрусталь:
«Скажи мне, странный друг, чем я тебя пленила?»
— Бесхитростность зверька — последнее, что мило.
Когда на страсть и ум нам тратить сердце жаль.
Будь нежной и молчи, проклятую скрижаль
Зловещих тайн моих душа похоронила,
Чтоб ты не знала их, чтоб все спокойно было,
Как песня рук твоих, покоящих печаль.
Перевод Ариадны Эфрон
Je suis la plaie et le couteau!
Je suis le soufflet et la joue!
Je suis les membres et la roue,
Et la victime et le bourreau!
Je suis de mon coeur le vampire,
— Un de ces grands abandonnés
Au rire éternel condamnés
Et qui ne peuvent plus sourire!
Я не знаю, какого мнения женщины о поколении, предметом которого они иной раз являются. Некоторые утверждают, что они должны находить это совершенно естественным; другие же думают, что они должны над этим смеяться. Таким образом, разделяют всех женщин на тщеславных и циничных. Что касается меня, то я нахожу, что настоящие женщины могут быть только горды и счастливы своим благодетельным воздействием.
Я также эгоистичен как дети и больные. Когда я страдаю, то думаю о любимых людях. О вас я почти всегда думаю в стихах, и когда стихи готовы, я не умею побороть желания показать их той, которая мне их внушила. И в то же время я сам прячусь, как человек безумно боящийся смешного, — не заключается ли в любви какого-то смешного элемента? — в особенности для тех, которых она не коснулась.
Блеск редкостных камней в разрезе этих глаз.
И в странном, неживом и баснословном мире,
Где сфинкс и серафим сливаются в эфире.
Кто изваял тебя из темноты ночной,
Какой туземный Фауст, исчадие саванны?
Ты пахнешь мускусом и табаком Гаванны,
Полуночи дитя, мой идол роковой.
Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой
Не смеют, демон мой; ты — край обетованный,
Где горестных моих желаний караваны
К колодцам глаз твоих идут на водопой.
Перевод: А. Эфрон.