Если мы нечувствительны к высшим красотам языка, мы всего лишь жалкие безмолвные черви, обреченные на убогое существование и бесследное исчезновение; но при свободном владении всеми языковыми богатствами мы вполне можем соперничать с ангелами.
Я думаю, будь у меня дочь, мне бы хотелось, чтобы в восемнадцать лет она встретила мужчину, в которого влюбилась бы, как и он в неё, и чтобы они умерли вместе, дожив до восьмидесяти лет, рука в руке. Можно ли представить себе что-нибудь более романтичное? Но беда в том, что жизнь, как правило, так неромантична, что это бывает очень редко… Чаще всего жизнь совсем не такая, какой должна быть. Люди ломаются, или что-то ломается в них. Не знаю, возраст ли тому виной, усталость, характер или образ жизни. Бывают периоды, когда такие вещи накапливаются и вы, сами не зная почему, воспринимаете это как обиду. <...> Мне случается думать, что жизнь — это злая шутка. Если вы мало-мальски чувствительны, то постоянно живёте словно с содранной кожей.
Гений раздражается всем, и что для обыкновенных людей кажется просто булавочными уколами, то при его чувствительности уже представляется ему ударом кинжала.
Но женщины всегда особо чувствительны к вещам, которые могут их украсить.
Художники
живут с обнажённым сердцем,
чувствительной кожей
и открытой душой.
Весь мир с его сложностью
до гигагерца
Они ощущают и в гнев, и в покой.
Они видят всю красоту даже в мраке,
Наощупь готовы пройти этот путь,
Ведь сердце поможет справляться со страхом,
Так часто желающим нас обмануть.
В них сила и хрупкость слиты воедино.
Искусство — их слабость и громкая мощь.
Храните людей бесконечно ранимых:
Их так просто ударить — им так трудно помочь...
Я фигурирую в собственной биографии лишь в качестве свидетеля и, так сказать, пострадавшего: всю жизнь я болею чудесами.
Кажется, у меня есть какая-то особая тяга к фильмам с высокой концентрацией насилия в кадре. В определенной степени я уже потерял всякую чувствительность к сценам такого рода, поэтому сами по себе они меня не трогают.
Довольно странно, но чем большего ты добиваешься, тем уязвимее и чувствительнее ты становишься.
— И тем не менее ты здесь, а Ник куда-то пропал, так что — ты влип.
— Влип.
— А тебе не стоит побольше волноваться?
— У меня атараксия.
— Атараксия?
— Это состояние, которому свойственно отсутствие тревоги и беспокойства.
Но почему он доверил нам свой самый большой секрет? Я так и спросила.
— Потому что вы дети и можете это понять, — сказал он. — И потому что я слышал вон его... — Он кивнул на Билла. — Ему пока еще невтерпеж смотреть, если кому-то плохо приходится. Вот подрастет, тогда не станет из-за этого ни плакать, ни расстраиваться. Может, ему что и покажется, ну, скажем, не совсем справедливым, но плакать он не станет, еще несколько лет — и не станет.
— О чем плакать, мистер Реймонд? — Билл вспомнил, что он мужчина.
— О том, как люди измываются друг над другом и даже сами этого не замечают. О том, как белые измываются над цветными и даже не подумают, что цветные ведь тоже люди.
— Эм... Привет? Я — Жан.
— А я — Руби... Эй, это не тебя стошнило на корабле?
— Вообще-то, тошнота при перелётах — вполне обычное явление, хоть об этом и думают иначе!
— Да, прости, что «тошнотик» было первым, что мне пришло в голову.
— Да? А если бы я назвал тебя «подрывашкой»?
— Эй, это вышло случайно!
Сентиментального хотелось. Чего-нибудь сентиментального. Какая-нибудь песня без слов сошла бы. Хотелось чтобы вновь вошли в моду папиросы север или длинные локоны, чтобы говорили я люблю вас и при этом заикались. Дуновение ветерка от дальнего смеха, гулких ночных шагов по тротуару, неясных предчувствий, любви. Или нет, не любви. Любовь слишком определенная. Казалось, витиеватость ваших замыслов, хмурые взоры и многозначительность улыбок, недосказанность многословности, где вы лжете. Нет, но я не могу выразить истину словами. Она здесь, рядом. Достоверна как желток в белке. Желток в белке. Она здесь, рядом. Достоверна как желток в белке.
Все непроизвольное, порожденное чувствительностью, внушает ужас знатным дамам — это антипод благопристойности.
Я боролась с этим вот уже некоторое время. Еще до нашей комической свадьбы я уяснила себе, что он меня привлекает. Такое случалось со мной и прежде, как это случается практически с каждым из нас. Внезапно возникшая чувствительность к присутствию, к появлению какого-то мужчины — или женщины. Следишь за ним глазами, устраиваешь «неумышленные» встречи, наблюдаешь за тем, как он занимается своим делом, и при этом испытываешь особые ощущения, глядя на движущиеся под рубашкой плечи, на выступающие косточки запястья или на то место под подбородком, откуда начинает расти борода.