В истории всегда и неизбежно наступает такой час, когда того, кто смеет сказать, что дважды два – четыре, карают смертью.
Да, всё просто. Люди сами себе всё усложняют. Пусть нам не рассказывают сказки. Пусть не изрекают о приговорённом к смертной казни: «Он заплатит свой долг обществу», а скажут просто: «Ему отрубят голову». Кажется, пустяк. Но все-таки не одно и то же. И потом, есть люди, которые предпочитают смотреть своей судьбе прямо в глаза.
Я всегда упускаю случай быть повешенным. Такова моя судьба.
— Я не сумасшедший.
— Досадно. Если тебя признают вменяемым, попадешь в заведение похуже этого.
— Что может быть хуже?
— Жалеешь, что у тебя нет стула? Подумай о том, к которому тебя привяжут.
Я спрашиваю не из любопытства. Правда, трусы всегда любопытны. Но уверяю вас... Пускай не справляюсь с ознобом и так далее, — это ничего. Всадник не отвечает за дрожь коня. Я хочу знать когда меня казнят: смертный приговор возмещается точным знанием смертного часа. Роскошь большая, но заслуженная. Меня же оставляют в том неведении, которое могут выносить только живущие на воле.
— Веревка теперь наша, кто же нас повесит? <...>
— Никто тебя не повесит, Томми, ты сам повесишься.
А закон к смертникам беспощаден: малейшее нарушение — и смертная казнь. На месте. Иначе нельзя, такое уж время, когда милосердие оборачивается жестокостью и только в жестокости заключено истинное милосердие. Закон беспощаден, но мудр.
— Вы прислали на расстрел новобранцев, полковник! Посмотрим, может быть, у меня что-нибудь получится... Ну, молодцы! На левом фланге, держать ружье выше! Это карабин, а не сковородка! Ну, теперь, готовьсь!... Цельсь!...
— Пли! — Крикнул полковник, бросаясь вперёд.
Нельзя было стерпеть, чтобы этот человек сам командовал своим расстрелом.
До смертного приговора я ощущал биение жизни, как все, дышал одним воздухом со всеми; теперь же я почувствовал явственно, что между мной и остальным миром выросла стена. Все казалось мне не таким как прежде.
Мысли героя после того, как он был приговорен к смертной казни.
Обвиненная в колдовстве Эсмеральда ждет своей казни.
— Что у вас там такое? Шоколадные конфеты и английский ирис! Да ведь это п-пища богов!
Джемма подняла глаза и улыбнулась его восторгу.
— Вы тоже сластена? Я всегда держу эти конфеты для Чезаре. Он радуется, как ребенок, всяким лакомствам.
— В с-самом деле? Ну, так вы ему з-завтра купите другие, а эти дайте мне с собой. Я п-положу ириски в карман, и они утешат меня за все потерянные радости жизни. Н-надеюсь, мне будет дозволено пососать ириску, когда меня поведут на виселицу.
Виселица — самое эффективное лекарство от болезней общества.
Я думаю, что многие остались бы в живых, существуй у нас смертная казнь.
А ещё...
— Вы закончили?
— Нет, еще одно последнее слово... СДОХНИТЕ ВСЕ!!!
Человека приговорили к смертной казни